Неточные совпадения
Один только козак, Максим Голодуха, вырвался дорогою из татарских рук, заколол мирзу, отвязал у него мешок с цехинами и на татарском коне,
в татарской одежде полтора дни и две ночи уходил от погони,
загнал насмерть коня, пересел дорогою на другого,
загнал и того, и уже на третьем приехал
в запорожский табор, разведав на дороге, что запорожцы были под Дубной.
Долго мы не могли сделать друг другу никакого вреда; наконец, приметя, что Швабрин ослабевает, я стал с живостию на него наступать и
загнал его почти
в самую реку.
— Во множестве единства не бывает, не будет! Никогда. Напрасно
загоняете в грех.
Подросток, пробуя объехать телегу,
загнал одну из своих лошадей
в глубокую лужу и зацепил бричкой ось телеги; тогда мужик, приподняв голову, начал ругаться...
На улице было солнечно и холодно, лужи, оттаяв за день, снова покрывались ледком, хлопотал ветер,
загоняя в воду перья куриц, осенние кожаные листья, кожуру лука, дергал пальто Самгина, раздувал его тревогу… И, точно
в ответ на каждый толчок ветра, являлся вопрос...
Пред ним, одна за другой, мелькали, точно падая куда-то, полузабытые картины: полиция
загоняет московских студентов
в манеж, мужики и бабы срывают замок с двери хлебного «магазина», вот поднимают колокол на колокольню; криками ура встречают голубовато-серого царя тысячи обывателей Москвы, так же встречают его
в Нижнем Новгороде, тысяча людей всех сословий стоит на коленях пред Зимним дворцом, поет «Боже, царя храни», кричит ура.
— Ну — чего ж вы хотите? С начала войны
загнали целую армию
в болото, сдали немцам
в плен. Винтовок не хватает, пушек нет, аэропланов… Солдаты все это знают лучше нас…
— Студентов
загоняют в манеж, — объяснил ему спокойный человек с палкой
в руке и с бульдогом на цепочке. Шагая
в ногу с Климом, он прибавил...
— Смеетесь? Вам — хорошо, а меня вот сейчас Муромская
загоняла в союз Михаила Архангела — Россию спасать, — к черту! Михаил Архангел этот — патрон полиции, — вы знаете? А меня полиция то и дело штрафует — за голубей, санитарию и вообще.
Но все-таки он представил несколько соображений, из которых следовало, что вагоны
загнали куда-нибудь
в Литву. Самгину показалось, что у этого человека есть причины желать, чтоб он, Самгин, исчез. Но следователь подкрепил доводы
в пользу поездки предложением дать письмо к брату его жены, ротмистру полевых жандармов.
— Нам необходима борьба за свободу борьбы, за право отстаивать человеческие права, — говорит Маракуев: разрубая воздух ребром ладони. — Марксисты утверждают, что крестьянство надобно
загнать на фабрики, переварить
в фабричном котле…
—
В революции… то есть —
в Совете! Из ссылки я ушел,
загнали меня черт знает куда! Ну, нет, — думаю, — спасибо! И — воротился.
Поярков, стараясь говорить внушительно и спокойно, поблескивал желтоватыми белками,
в которых неподвижно застыли темные зрачки, напирал животом на маленького Прейса,
загоняя его
в угол, и там тискал его короткими, сердитыми фразами...
Нет, Безбедов не мешал, он почему-то приуныл, стал молчаливее, реже попадал на глаза и не так часто гонял голубей. Блинов снова
загнал две пары его птиц, а недавно, темной ночью, кто-то забрался из сада на крышу с целью выкрасть голубей и сломал замок голубятни. Это привело Безбедова
в состояние мрачной ярости; утром он бегал по двору
в ночном белье, несмотря на холод, неистово ругал дворника, прогнал горничную, а затем пришел к Самгину пить кофе и, желтый от злобы, заявил...
Загнали во двор старика, продавца красных воздушных пузырей, огромная гроздь их колебалась над его головой; потом вошел прилично одетый человек, с подвязанной черным платком щекою; очень сконфуженный, он, ни на кого не глядя, скрылся
в глубине двора, за углом дома. Клим понял его, он тоже чувствовал себя сконфуженно и глупо. Он стоял
в тени, за грудой ящиков со стеклами для ламп, и слушал ленивенькую беседу полицейских с карманником.
Прошли.
В десятке шагов за ними следовал высокий старик; брезгливо приподняв пышные белые усы, он тростью гнал пред собой корку апельсина, корка непослушно увертывалась от ударов, соскакивала на мостовую, старик снова
загонял ее на панель и наконец, затискав
в решетку для стока воды, победоносно взмахнул тростью.
— Ну, как вы живете? — снисходительно спрашивал он. — Все еще стараетесь
загнать всех людей
в один угол?
— Боюсь, что они Лидию
в политику
загонят…
— Замок, конечно, сорван, а — кто виноват? Кроме пастуха да каких-нибудь старичков, старух, которые на печках смерти ждут, — весь мир виноват, от мала до велика. Всю деревню, с детями, с бабами, ведь не
загоните в тюрьму, господин? Вот
в этом и фокус: бунтовать — бунтовали, а виноватых — нету! Ну, теперь идемте…
— Ну, чать, у нас есть умные-то люди, не всех
в Сибирь
загнали! Вот хоть бы тебя взять. Да мало ли…
Размышляя, Самгин любовался, как ловко рыжий мальчишка увертывается от горничной, бегавшей за ним с мокрой тряпкой
в руке; когда ей удалось
загнать его
в угол двора, он упал под ноги ей, пробежал на четвереньках некоторое расстояние, высоко подпрыгнул от земли и выбежал на улицу, а
в ворота, с улицы, вошел дворник Захар, похожий на Николая Угодника, и сказал...
— Видишь, Лида, — говорила Алина, толкая подругу. — Он — цел. А ты упрекала меня
в черством сердце. Нет, омут не для него, это для меня, это он меня
загонит в омут премудрости. Макаров — идемте! Пора учиться…
Раньше чем Самгин выбрал,
в который идти, — грянул гром, хлынул дождь и
загнал его
в ближайший музей, там было собрано оружие, стены пестро и скучно раскрашены живописью, все эпизоды австро-прусской и франко-прусской войн.
Может быть, Вера несет крест какой-нибудь роковой ошибки; кто-нибудь покорил ее молодость и неопытность и держит ее под другим злым игом, а не под игом любви, что этой последней и нет у нее, что она просто хочет там выпутаться из какого-нибудь узла, завязавшегося
в раннюю пору девического неведения, что все эти прыжки с обрыва, тайны, синие письма — больше ничего, как отступления, — не перед страстью, а перед другой темной тюрьмой, куда ее
загнал фальшивый шаг и откуда она не знает, как выбраться… что, наконец,
в ней проговаривается любовь… к нему… к Райскому, что она готова броситься к нему на грудь и на ней искать спасения…»
— Голубчик, Аника Панкратыч, выручи, — умолял Иван Яковлич,
загнав Лепешкина
в самый угол. — Дай мне, душечка, всего двести рублей… Ведь пустяки: всего двести рублей!.. Я тебе их через неделю отдам.
Въезжая
в эти выселки, мы не встретили ни одной живой души; даже куриц не было видно на улице, даже собак; только одна, черная, с куцым хвостом, торопливо выскочила при нас из совершенно высохшего корыта, куда ее, должно быть,
загнала жажда, и тотчас, без лая, опрометью бросилась под ворота.
Последний дворовый человек чувствовал свое превосходство над этим бродягой и, может быть, потому именно и обращался с ним дружелюбно; а мужики сначала с удовольствием
загоняли и ловили его, как зайца
в поле, но потом отпускали с Богом и, раз узнавши чудака, уже не трогали его, даже давали ему хлеба и вступали с ним
в разговоры…
Тазы при помощи собак
загоняли животных
в озера, где специально отряженные охотники караулили их
в лодках.
Воровал по ночам у крестьян
в огородах овощи,
загонял крестьянских кур, заставлял своих подручных украдкой стричь крестьянских овец, выдаивать коров и т. д.
В нашем доме их тоже было не меньше тридцати штук. Все они занимались разного рода шитьем и плетеньем, покуда светло, а с наступлением сумерек их
загоняли в небольшую девичью, где они пряли, при свете сального огарка, часов до одиннадцати ночи. Тут же они обедали, ужинали и спали на полу, вповалку, на войлоках.
И за студентами
загналиВ манеж испуганный народ,
Всех, что кричали, не кричали,
Всех, кто по улице пройдет, —
Вали
в манеж!
Когда кухарку с судаком действительно
загнали в манеж, а новая толпа студентов высыпала из университета на Моховую, вдруг видят: мчится на своей паре с отлетом, запряженной
в казенные, с высокой спинкой, сани, сам обер-полицмейстер.
В толпе студентов, стоявших посредине улицы, ему пришлось задержаться и ехать тихо.
Тяжело было Луковникову обращаться именно
в Запольский банк, где воронил всеми делами Мышников, но делать нечего — нужда
загнала. Банковское правление долго тянуло это дело, собирало какие-то справки, и, наконец, состоялось решение выдать под мельницу ссуду
в тридцать тысяч рублей.
— Самое интересное будет впереди, — объяснял Стабровский. — Мы будем бить Прохорова шаг за шагом его же пятачком, пока не
загоним совсем
в угол, и тогда уже
в качестве завоевателей пропишем ему условия, какие захотим. Раньше я согласен был получить с него отступного сорок тысяч, а сейчас меньше шестидесяти не возьму… да.
Бабушка уже загородила дорогу матери, махая на нее руками, словно на курицу, она
загоняла ее
в дверь и ворчала сквозь зубы...
Настоящая мистика претендует на верховное значение, ее нельзя
загнать в темный угол и запретить ей из него выходить на свет Божий.
Но зато
в это же время ловят множество утят и утиную подлинь приученными к тому собаками; даже
загоняют их
в обыкновенные рыболовные сети.
Он держит жен своих
в строгом повиновении: если которая-нибудь отобьется
в сторону — он заворачивает ее
в табун; он переводит их с одного пастбища на другое, на лучший корм; гоняет на водопой и
загоняет на ночлег, одним словом, строго пасет свой косяк, никого не подпуская к нему близко ни днем, ни ночью.
По мере того как одна сторона зеленого дуба темнеет и впадает
в коричневый тон, другая согревается, краснеет; иглистые ели и сосны становятся синими,
в воде вырастает другой, опрокинутый лес; босые мальчики
загоняют дойных коров с мелодическими звонками на шеях; пробегают крестьянки
в черных спензерах и яркоцветных юбочках, а на решетчатой скамейке
в высокой швейцарской шляпе и серой куртке сидит отец и ведет горячие споры с соседом или заезжим гостем из Люцерна или Женевы.
— Да. Как женщины увидали, сичас вразброд. Банчик сичас ворота. Мы под ворота. Ну, опять нас
загнали, — трясемся. «Чего, говорит, спужались?» Говорим: «Влашебник ходит». Глядим, а она женскую рубашку одевает
в предбаннике. Ну, барышня вышла. Вот греха-то набрались! Смерть. Ей-богу, смерть что было: стриженая, ловкая, как есть мужчина, Бертолева барышня называется.
А женщины, которым главные, простые-то интересы
в жизни ближе, посмотрите,
в какой они омут их
загонят.
Под Ваграм Наполеон
загнал нас на остров и окружил так, что никуда не было спасенья. Трое суток у нас не было провианта, и мы стояли
в воде по коленки. Злодей Наполеон не брал и не пускал нас! und der Bösewicht Napoleon wollte uns nicht gefangen nehmen und auch nicht freilassen!
Накануне отъезда, Павел снова призвал Петра и стал его Христом богом упрашивать, чтобы он тех лошадей, на которых они поедут, сейчас бы
загнал из поля, а то, обыкновенно, их ловить ходят
в день отъезда и проловят целый день.
— Да все то же. Вино мы с ним очень достаточно любим. Да не зайдете ли к нам, сударь: я здесь,
в Европейской гостинице, поблизности, живу. Марью Потапьевну увидите; она же который день ко мне пристает: покажь да покажь ей господина Тургенева. А он, слышь, за границей. Ну, да ведь и вы писатель — все одно, значит. Э-эх!
загоняла меня совсем молодая сношенька! Вот к французу послала, прическу новомодную сделать велела, а сама с «калегвардами» разговаривать осталась.
Вот один и говорит: «Ты, Бряков, ступай на ту сторону
в камыши и
загоняй уток, а я буду ждать на этом берегу
в камышах.
Рано утром, на другой день, назначена была охота на оленя. Зверь был высмотрен лесообъездчиками верстах
в десяти от Рассыпного Камня, куда охотники должны были явиться верхами. Стоявшие жары
загоняли оленей
в лесную чащу, где они спасались от одолевавшего их овода. Обыкновенно охотник выслеживает зверя по сакме [Сакма — свежий след зверя на траве. (Примеч. Д. Н. Мамина-Сибиряка.)] и ночлегам, а потом выжидает, когда он с наступлением жаркого часа вернется
в облюбованное им прохладное местечко.
Горячее солнце, выкатываясь на небо, жгло пыльные улицы,
загоняя под навесы юрких детей Израиля, торговавших
в городских лавках; «факторы» лениво валялись на солнцепеке, зорко выглядывая проезжающих; скрип чиновничьих перьев слышался
в открытые окна присутственных мест; по утрам городские дамы сновали с корзинами по базару, а под вечер важно выступали под руку со своими благоверными, подымая уличную пыль пышными шлейфами.
Завечерело, пора было бабам коров доить, а православные всё стояли и ждали и вышедшего было малого побили и
загнали опять
в избу.
И, сказавши такую речь,
загнала она поганого змея
в земную расседину и наваливала камнем великиим.
С горы спускается деревенское стадо; оно уж близко к деревне, и картина мгновенно оживляется; необыкновенная суета проявляется по всей улице; бабы выбегают из изб с прутьями
в руках, преследуя тощих, малорослых коров; девчонка лет десяти, также с прутиком, бежит вся впопыхах,
загоняя теленка и не находя никакой возможности следить за его скачками;
в воздухе раздаются самые разнообразные звуки, от мычанья до визгливого голоса тетки Арины, громко ругающейся на всю деревню.